• Николай Полисский
  • Проекты
  • Публикации
  • Видео
  • Профиль
  • Попова Юлия. Адронный коллайдер из Николы-Ленивца // Эксперт — «Эксперт» №17-18 (656) — 11 мая 2009

    В Люксембурге Николай Полисский запустил Большой деревянный коллайдер. Европа узнала много нового об устройстве мира

    Люксембург, в сущности, та же Швейцария, только меньше. Неудивительно, что и коллайдер у них меньших размеров. Правда, ко всему прочему он еще и деревянный. Его построил Николай Полисский вместе с одиннадцатью соавторами по просьбе музея Mudam. Музей спроектировал Йо Минг Пей, тот самый, который угнездил стеклянную пирамиду в Большом дворе Лувра. Так Люксембург на время стал выселками деревни Никола-Ленивец, где обычно работает Полисский, а ближайший родственник луврской пирамиды превратился в центр научных изысканий.

    Большак на Люксембург

    История двух коллайдеров развивалась почти синхронно. Пока под швейцарской и французской землей строили БАК, Полисский, прославившийся своими лэнд-артистскими объектами, созданными на высоком берегу Угры, размышлял о проекте, который мог бы органично существовать в закрытом архитектурном пространстве. Пока в научно-исследовательском центре Европейского совета ядерных исследований (CERN) проходили предварительные испытания, Полисский изучал большой зал музея Mudam в Люксембурге, предложившего ему осуществить на своих площадях какой-нибудь проект. Когда в сентябре БАК официально запустили, Полисский решил, что проектом для Mudam станет его собственный, неподконтрольный CERN коллайдер, и будет он из того материала, с которым он и его никола-ленивецкие соавторы привыкли иметь дело, — из дерева.

    Когда ближе к концу сентября на БАКе произошла авария и около шести тонн жидкого гелия, вытекшего из криогенной системы, плескались в тоннеле, Полисский уже рисовал узлы и соединения своего коллайдера. Пока в Женеве работала комиссия по выяснению причин инцидента, в Николе-Ленивце заготавливали дерево. Пока в швейцарском подземелье ковшом вычерпывали гелий и устраняли другие последствия аварии, в деревне резали из дерева дырчатые балки, зубчатые колеса, винтовые лопасти и другие детали будущего коллайдера. Весной, то есть уже после того, как в Женеве директорат CERN одобрил план работы БАКа на 2009–2010 годы, а Угра из-за весеннего паводка вышла из берегов, из Николы-Ленивца в направлении Люксембурга выехали две фуры с узлами деревянного коллайдера. Кое-где их пришлось тащить трактором, но не слишком долго, только до большака, а там уж до Люксембурга рукой подать. Затем были монтаж и предварительные «испытания», и вот он в зале музея Mudam. Большой адронный коллайдер Полисского являет себя со всех сторон всем желающим — действительно большой и очень сложно устроенный, как и подобает серьезной научной суперустановке.

    Небесная ось

    Почему художники, сложившие когда-то зиккурат из сена, башню-маяк из лозы и вылепившие полчище снеговиков в память о великом стоянии на Угре, взялись вдруг за какой-то чуждый деревенскому ландшафту прибор, — вопрос, на который отвечаешь, едва успев его задать. Да потому, что тогда, в 2008 году, только и разговоров было, что о коллайдере — как сейчас о кризисе (теперь даже обобщающие анекдоты появились, что-то вроде «Коллайдер и кризис идут рука об руку на свет в конце тоннеля» или «Кризис случился потому, что все деньги засосало в черную дыру в коллайдере»). Коллайдер давал такую пищу человеческому воображению, что не заметить его было просто невозможно. Тут и те самые черные дыры, которые непременно должны возникнуть при столкновении частиц, и неприятно тревожащая душу антиматерия, и техногенный конец света, и поворот времени вспять, и не пойми откуда взявшиеся белые карлики — видимо, как необходимое дополнение к черным дырам. В общем, как у Булгакова: «28 ноября 1925 года в день преподобного мученика Стефана земля налетит на небесную ось». И Полисский — как настоящий современный художник — тоже заговорил о самой актуальной проблеме современности на своем собственном языке. На языке деревяшек и фантастических форм.

    Казалось бы, для иронии и обобщения околоколлайдерного фольклора полный простор. К тому же «общинный», деревенский способ работы над проектом и, конечно, деревяшки как будто сами собой пародируют и обширность интернациональной бригады ученых-физиков, засевших в Женеве, и запредельно высокие технологии их детища. Не хватает только бабы-яги на помеле (наш аналог антиматерии) и какого-нибудь Кощеева сундука в роли черной дыры, готовой поглотить нас с потрохами. Но нет. Полисского в столь плодотворную сторону не повело. Ничего из этой клюквы к коллайдеру Полисского отношения не имеет. Он, конечно, читал про разные так называемые катастрофические сценарии и слухи всякие слышал, но, говорит, верит в разум ученых. А об экспериментах, ради которых под Швейцарией-Францией соорудили такую орясину, Полисский отозвался, что «по-научному», конечно, не расскажет, но знает главное — «все, что там происходит, может изменить представление человечества о себе и о происхождении Вселенной». Одним словом, речь идет об основах основ и начале начал. В CERN считают так же.

    Прибавочный продукт

    И Николай Полисский, и его соавторы, равно как и все на свете, конечно, видели фотографии разных участков коллайдера, сделанные во время монтажа (благо их полно в интернете). Зрелище, во-первых, фрагментарное, во-вторых, неаппетитное — какая-то бесконечная, однообразная, местами пестрая утроба. У Полисского все наоборот — фрагменты его великой машины показывают себя не изнутри, а снаружи, со всех сторон. Они напоминают то ветряную мельницу, то элеватор, то шалаш, то лебедку, то вынутый из корпуса часовой механизм, то колодец-журавль. Но разве что только напоминают: в том же ветряке другой увидит самолет с пропеллером, а в «силосной башне» — авиадиспетчерскую вышку. Все эти фрагменты между собой разнообразно и хитро связаны, как они должны быть связаны в большой машине для научных экспериментов. В сущности, так вполне мог бы выглядеть и цернский коллайдер, если его отрыть из-под земли, и какой-нибудь синхрофазотрон. Ведь в тех научных машинах спрятана не только научная (для кого-то эсхатологическая) интрига, но и интрига пластическая. «Большим БАК назван из-за своих размеров», — говорится о Большом адронном в материале «Википедии». В этом-то и штука: такой большой, а гоняет какие-то заряженные крохи, настолько маленькие, что существование их в каком-то смысле вопрос чистой веры. Такой интригующий дисбаланс масс просто не может не провоцировать художника на пластические поиски.

    Если тот, цернский, коллайдер, вместил в себя все абстрактное, теоретическое знание о физической стороне мира, то коллайдер Полисского вместил всю геометрию, все фактуры, все многообразие форм, которые только можно «нащупать» глазами и воспроизвести руками из дерева. И получается, что делали вроде бы коллайдер, а получилось что-то большее. Целый мир получился. Потому что мир — это тоже большая скульптура, где все части разные, прихотливо устроенные, где нет симметрии и единого модуля, но одни без других жить не могут, как атом без сильного взаимодействия, как адрон без кварка. И все части этой скульптуры связаны, как страны и города дорогами, как горы и моря — реками, а ельники и поляны — тропинками.

    Топография мира

    То, что в результате люксембургских испытаний возник «прибавочный продукт» смысла, вполне закономерно. В искусстве без этого продукта никуда. Называется картина, к примеру, «Девочка с персиками», и девочка на ней есть, и персики в наличии. А картина вовсе не про них, а про радость бытия, открывающуюся тому, кто способен смотреть на мир как художник. Как «Летатлин», близкий родственник деревянных девайсов Полисского, не про развитие авиации, а про красоту лучших человеческих идей. Вот и тут: инсталляция называется «Большой адронный коллайдер», а говорит про устройство мира, про бесконечное разнообразие, совершенство и согласие заключенных в нем форм. Результат, по масштабу сопоставимый с тем, что ожидают от того БАКа, церновского.

    Но пока там в подземельях весь жидкий гелий со стенок тряпочкой вытрут, пока все заработает, пока бозон Хиггса отловят, сколько еще времени пройдет! А наш, люксембургский, уже кое-что прояснил. Например, то, что Бог, создавший мир, — талантливый скульптор с прекрасным чувством формы и пространства, предпочитающий авангард и природные материалы.

    Журнал Эксперт