Как связан лэнд-арт с архитектурой?
Лэнд-арт как искусство, по моему мнению, это что-то совсем древнее, что-то из земли, что-то от предков, а это значит, что оно давно умерло. У нас же это новый, никем не виданный аттракцион, конечно, можно назвать это колхозом, но никому ведь не нужно сейчас создавать колхоз. Нужно заниматься тем, что интересно, что завораживает, что заставляет зрителя проникнуться этой всеобщей массовостью проекта. На Руси, наверно, все делалось с деньгами, и все народные промыслы, воссозданные в конце XIX века, спонсировались большими деньгами и богатыми людьми; Талашкино, Гжель, Дулево — все это делалось для того, чтобы заставить русский народ работать для его же блага. И потому русское народное творчество возродилось и живет до сих пор в платках, матрешках, ложках и т.д. У нас же это аттракцион, русский народный праздник, но он взят даже не из времен Древней Руси, а еще из протовремен, правремен, как какие-то шаманские пляски наших далеких предков. Вот считается, что наскальная живопись с бизонами это древнее самое, а может быть, пляски у костра и ритуальное сжигание это и есть самое древнее искусство. Всеобщее единение.
Идея создания на территории одной деревни центра современного искусства родилась стихийно?
Русский народный праздник — это всегда стихия. Идея родилась, безусловно, стихийно. Все шло одно за другим. Возник, возможно, кризисный момент, что делать дальше, а потом все потянулось, возникла идея фестиваля, пригласили всех кого можно, многих известных архитекторов, захотели участвовать все. Все рождалось без напряга, без долгих созиданий, просто приходит озарение, и все начинает делаться. Я сам могу месяцами ничего не делать, сидеть, рисовать… Потом раз — и что-то рождается, и начинается упорная работа по созданию проекта. Так и здесь, родилась идея «Арх-Стояния» и вообще центра искусства.
Скажите, вы чувствуете какую-то связь с западным лэнд-артом? В чем именно русская особенность искусства лэнд-арта?
Приезжали голландцы от Адриана Гезе (Адриан Гезе из группы «Вест-8» сделал павильон шишек на «Арх-Стоянии» 2007 — М. С.], привезли целые талмуды, теоретические выкладки, как что делать из шишек, проект прямо, как строить, как материал собирать, как шишки мерить, с сантиметрами, много трудов, толстые. Но ведь мы же все не так делаем, мы почитали, да, конечно, все правильно, ну и чего теперь? А у нас все без расчетов. По-русски, как в деревнях. Чего шишки-то считать? Пустое это дело. Конечно, этот павильон немного по-другому должен был быть сделан, чем у нас вышло. Но техника одна и та же. По идее. Нет, сотрудничество с Западом возможно, у нас уже были проекты во Франции. Но именно делать что-то совместно, пока такого не было. Но так можно и до Вавилонской башни договориться. Нужен проект, кто что делает, какие у кого обязанности, и совместно его выполнить, а где и как — неважно. Пока ни от кого такого не поступало, но если бы было предложение, было бы, наверное, интересно поработать, посотрудничать.
Вы себя спокойно чувствуете с архитекторами? Тут нет соревнования?
С архитекторами нет соревнования. Не знаю, хорошо это или плохо. У них свой подход к проектам и их созданию, а у меня — свой. Не понимаю, как они проектируют, как-то все это вычерчивают, как могут сделать макет и насажать вокруг него 20 деревьев, на макете. Макет дерева — смешно даже. Конечно, в большинстве случаев это не они сами делают. Конечно, мы тоже не просто все «городим». Но у меня нет этих сложных математических расчетов, и при этом у меня никогда ничего не падает, ни разу ничего не рухнуло. Один раз столб упал, так его плохо вкопали. Атак все стоит. Это как в деревне — строится изба, или баня, или сарай, там же никто не делает математических расчетов. Все стоит и служит людям.
Нет, с архитекторами нет связи. Для меня главное изобразительность. Как это выглядит, как стоит, как смотрится на природе. Я художник, изобразительность для меня важнее. Все важно, например, проект «Границы Империи» — это ведь исключительно визуальный объект, вот было поле, зарастало тайгой, а потом мы взяли и выстроили на нем эти остатки как будто цивилизации, и неважно, что там было, как Карфаген стоит, может, там кто-то устраивал ритуальные шествия, может, советы, это все уже неважно. Главное, что это стоит, что это величественно и производит на зрителя впечатление, просто впечатление, глубокое, запоминающееся.
Как вы себе представляете Никола-Ленивец через 20 лет?
Никола-Ленивец через 20 лет — это пространство, заполненное проектами, которое при этом находится на той же территории, не разрастается. Нечего разрастаться, пусть природа будет и трава растет. Проекты всегда новые, но при этом есть память о старых и нет повторяемости, есть красивое руинирование. Например, если один проект как-то очень удачен, он сам руинируется, и его сохраняют; конечно, это немного отходит от концепции, что это искусство должно прожить свою жизнь и умереть. Мне вообще идея воссоздания и реставрации совсем не близка, я ее не понимаю. Атак, как умирает современная архитектура, когда вообще ничего не остается, то и консервировать нечего. Современная архитектура по большей части превращается в пыль, она «ухается» в никуда. Это тебе не деревенский сарай, который качается, съезжает крыша, то в один бок он уходит, то в другой, и вот уже получается живописная картина. У меня многое на живописности стоит. И в фестивале должно стоять, это ведь природа. Лэнд-арт, скорее всего, не может кончиться, он все время должен подпитываться и может подпитываться. Конечно, он может уйти в дизайн. И мое творчество может уйти в дизайн. Но не хочется. Вообще, я бездельник, мне даже однажды кто-то из крестьян заметил, когда я пожаловался на тяжелую работу: «Нет, Коля, это не работа, работа это когда тяжело, грязно, холодно и денег не платят, а это у тебя не работа».
Вам не жалко, что ваши проекты исчезают?
Да. Но и люди умирают. Все проекты неповторимы. Воспроизводить их никто не собирается. Они были и умерли. Все. Если умерли красиво, в этом им почет, некрасиво — разобрали, и все. Был проект, его запечатлели, сфотографировали. И больше его нет. Мне все время советуют и спрашивают: почему вы еще раз не сделаете свою Сенную башню или Дровник? Нет, не буду, надо что-то новое придумывать, новое, а это красивое воспоминание. Все в этой деревне происходит один раз, каждый проект рождается, живет и умирает. Красиво, некрасиво, но у него своя жизнь, вот умер, и все закончилось. Нет, его не забывают. Но ничего не повторяется.
2008, Каталог «XI Архитектурная биеннале в Венеции. Русский павильон. Партия в шахматы. Турнир за Россию».